Когда я видел ее последний раз, это была жизнерадостная непосредственная девушка, а теперь ничем не отличается от тех, кто лежит повсюду. Такая же мертвая.
— Сэр страж? С вами все хорошо?
— Со мной все в порядке, — ответил я, и, понимая, что голос у меня не слишком соответствует заявленному, попытался добавить спокойнее: — Приведи сюда женщин. Скажи, чтобы ее вымыли и переодели. И не вздумали издеваться на телом.
— Не понял?
— Я не хочу, чтобы ее разрубили на куски.
— Но положено до заката сол…
— Я знаю что положено. Но до заката далеко. Успеем сделать большой костер. Рубить не надо. Ни Альру, ни других. Никого не надо. Все понял?
— Вам это лучше епископу приказать, или хотя бы Туку.
— Да… Ты прав…
Отвернувшись от тела той, которая имела максимальные шансы стать моей принцессой, я медленно спустился во двор и направился в сторону ворот. Там к столпившимся пленным с воем и причитаниями рвались женщины, потерявшие детей и мужей. Ополченцы пытались их останавливать, но не проявляли при этом энтузиазма — многие демы уже пострадали от женских рук, которые лишь наивные поэты считают беспомощно-слабыми.
Завидев меня, воины расступились, кто-то хохотнул, заявив что-то на тему того, как я сейчас поступлю с теми, из-за кого погибла Альра. С трудом удержал в себе порыв найти этого весельчака, и колотить его головой о стену до тех пор, пока теменная кость не соединится с затылочной. Спокойно, Дан… спокойно. Ты сейчас должен быть само спокойствие.
Так надо…
Демы или тоже услышали, или увидели в моем взгляде что-то эдакое — отшатнулись, вжимаясь в стену. Тот, до которого как раз дорвалась очередная воющая женщина, перестал уклоняться от ее рук, из-за чего едва не лишился глаза.
Подойдя, я ухватил женщину за плечи, оттащил назад, рявкнул ополченцам:
— Я знаю, что против демов вас ставить бесполезно, но хотя бы с бабами можете справиться?
Ошеломленные, не ожидавшие от меня такого поведения и слов, ополченцы стыдливо потупились. Торопливо подошедший Конфидус мягко взял меня за руку:
— Дан. Пойдемте домой. Не берите грех на душу. Вам надо посидеть, успокоиться. Мы все понимаем.
— Я спокоен. Вы о чем вообще? Я не собирался их убивать.
— Правда? — не поверил епископ.
— Да. Всех пленных запереть в подвале и приставить сильный караул — иначе до них доберутся и разорвут.
— Что вы задумали? Если не хотите брать за них выкуп, так отдайте приказ, и мы их тут же изрубим.
— Нет. В подвал всех. И еще: тела наших не расчленять.
— Но…
— В первом бою полегло немало наших и демов, но мы до сих пор не видели ни одного ходячего мертвяка. Их вообще после рейда ортарской армии никто здесь не видел. К тому же я не собираюсь бросать своих не погребенными. За рекой приготовьте костер, чтобы на всех хватило. Людей у нас много — до вечера можно натаскать дров от рыбацкого хутора. Если понадобится — разберите все сараи.
— Как скажите.
— Убитых демов четвертовать, но не жечь. Куски тел погрузить на телеги и отправить в лесной лагерь. Туда же снести тех, которые остались на берегу. Разложить так, чтоб за ночь замерзли, а днем держать в тени. И пусть это добро охраняют ополченцы — иначе волки со всей округи сбегутся. Пошлите сотню. Думаю со зверьем они справиться способны.
— Дан — вы что задумали?!
— Я задумал отправиться к себе в холодную башню, переодеться, выпить немного вина. А когда выйду, вон там должна лежать куча оружия и доспехов, которые мы захватили утром и ночью. Мне плевать — чьи они трофеи: все до последнего ржавого ножа должно лежать там. Правило распространяется и на будущее: деньги, украшения, одежда — это меня не волнует. Но решать, кому принадлежит оружие и амуниция, буду только я. Если кто-то присвоит хоть вшивый кинжал — я лично забью украденное в жадную глотку. Если кому-то не нравится такой порядок: силком не держу. Пусть уходит из Межгорья, потому что хозяин здесь я, и закон здесь мой.
Епископ хотел было что-то добавить к сказанному, но, внимательно изучив мои глаза, передумал.
Сегодня я победитель — в двух боях разгромил сильное войско страшных детей могил, и сделал это с мизерными по бесчеловечным местным меркам потерями. Сегодня я могу диктовать условия. Не факт, что обойдется без эксцессов, но как бы ни было хреново на душе, я не упустил случай воспользоваться моментом, и толкнул этих туземцев на путь больших изменений. Они это еще не поняли, да и я понимаю не совсем четко. Но когда я успокоюсь, то обдумаю все хладнокровно.
Я слишком сильно устал от нескончаемого бега и слишком много потерял, чтобы оставить все по-прежнему.
Лишь бы до этого не сорваться, не зайти в подвал со Штучкой в одной руке и матийцем в другой, не осклабиться в предвкушении, глядя на вытягивающиеся лица пленников…
* * *
— Пей. Пей сколько влезет.
Зеленый, не сводя противоречивого взгляда с полного бокала красного вина, ответил неожиданно, причем тоном не наглым, разве что каким-то странным — будто сам не может поверить в то, что говорит:
— Милая — убери чарку: я завязал.
— Да ты что? Спасибо — повеселил. Пей сказано!
Подбоченясь крыльями, Зеленый по-змеиному вытянул в мою сторону голову, состроил злобную гримасу, зашипел рассерженным котом.
— Хамишь? А я вот выпью.
Ухватив отвергнутый птицей бокал, я поднес его к губам и тут же с яростным криком швырнул через весь зал.
— Вот и я не могу… на кровь похоже…
— Ты бы поспал, что ли, — заискивающе предложил попугай.